Александр Николаевич Островский. "Путешествие по Волге от истоков до Нижнего Новгорода". Анализ стихотворения Некрасова «На Волге Чему посвящены первые две части на волге

Детство Н.А.Некрасова. Детство Н.А.Некрасова протекло в родовом имении Некрасовых, деревне Грешнево, Она была расположена вблизи Волги «Все, что по ней шло и ехало и было ведомо, начиная с почтовых троек и кончая арестантами, закованными в цепи, в сопровождении конвойных, было постоянной пищей нашего детского любопытства». (Н.А.Некрасов)

«Размышления у парадного подъезда» Выдь на Волгу: чей стон раздается Над великою русской рекой? Этот стон у нас песней зовется То бурлаки идут бечевой!.. Волга! Волга!.. Весной многоводной Ты не так заливаешь поля, Как великою скорбью народной Переполнилась наша земля,

«Горе старого Наума» Волжская быль Волжская быль Иных времен, иных картин Предвижу я начало… Освобожденный от оков Народ неумолимый Созреет, густо населит Прибрежные пустыни; Наука воды углубит, По гладкой их равнине Суда-гиганты побегут Несчетною толпою, И будет вечен бодрый труд Над вечною рекою.

«На волге» В каких-то розовых мечтах Я позабылся. Сон и зной Уже царили надо мной. Но вдруг я стоны услыхал, И взор мой на берег упал. Почти пригнувшись головой К ногам, обвитым бечевой, Обутым в лапти, вдоль реки Ползли гурьбою бурлаки, И был невыносимо дик И страшно ясен в тишине Их мерный похоронный крик - И сердце дрогнуло во мне.

Вывод Некрасов прежде всего народный поэт. И поэтому тема реки, пейзажная тема, в его произведениях тесно переплетается с темой угнетаемого, «стонущего» русского народа. Этой рекой является Волга, потому что она река народная, река протекающая через всю Россию, река, делящая с народом его радости и страдания.

Читать стих «На Волге» Некрасова Николая Алексеевича тяжело, ведь в нем показана жизнь простого крестьянина такой, какая она есть. Поэт не стремился ее как-то приукрасить. В его поэме виден неимоверно тяжелый быт и жизнь людей, вынужденных зарабатывать на кусок хлеба физическим трудом.

Текст стихотворения Некрасова «На Волге» посвящен бурлакам, которых он однажды увидел на Волге. Это была толпа грязных, больных людей, которые тащили тяжелую баржу по реке. Эта картина так врезалась в сознание поэта, что спустя очень много времени он обрисовал ее в поэме. Здесь чувствуются надежды Некрасова, который мечтал поскорее вырасти, чтобы облегчить жизнь простых людей. Но это были только иллюзии. Для самого поэта Волга была связана с чувством свободы. Здесь он провел свое беззаботное детство. Некрасов не делал различий между разными социальными слоями, для него люди были братьями. Он рос с крестьянскими детьми, любил ходить с ними на рыбалку. Но встреча с бурлаками перевернула все его сознание. Поэт понял, что если человек родился рабом, то избежать печальной участи он не в состоянии. Произведение состоит из четырех частей. В первых частях поэт вспоминает свои детские годы, а также говорит о том, что спустя много лет, он снова попал на берег Волги. И снова увидел бурлаков. Душа его наполнена горечью, что ничего не меняется. Учить эту поэму ученикам задают в классе на уроке литературы. Скачать ее полностью можно онлайн на сайте.

(Детство Валежникова)

. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
Не торопись, мой верный пес!
Зачем на грудь ко мне скакать?
Еще успеем мы стрелять.
Ты удивлен, что я прирос
На Волге: целый час стою
Недвижно, хмурюсь и молчу.
Я вспомнил молодость мою
И весь отдаться ей хочу
Здесь на свободе. Я похож
На нищего: вот бедный дом,
Тут, может, подали бы грош.
Но вот другой - богаче: в нем
Авось побольше подадут.
И нищий мимо; между тем
В богатом доме дворник плут
Не наделил его ничем.
Вот дом еще пышней, но там
Чуть не прогнали по шеям!
И, как нарочно, все село
Прошел - нигде не повезло!
Пуста, хоть выверни суму.
Тогда вернулся он назад
К убогой хижине - и рад.
Что корку бросили ему;
Бедняк ее, как робкий пес,
Подальше от людей унес
И гложет… Рано пренебрег
Я тем, что было под рукой,
И чуть не детскою ногой
Ступил за отческий порог.
Меня старались удержать
Мои друзья, молила мать,
Мне лепетал любимый лес:
Верь, нет милей родных небес!
Нигде не дышится вольней
Родных лугов, родных полей,
И той же песенкою полн
Был говор этих милых волн.
Но я не верил ничему.
Нет,- говорил я жизни той.-
Ничем не купленный покой
Противен сердцу моему…

Быть может, недостало сил
Или мой труд не нужен был,
Но жизнь напрасно я убил,
И то, о чем дерзал мечтать,
Теперь мне стыдно вспоминать!
Все силы сердца моего
Истратив в медленной борьбе,
Не допросившись ничего
От жизни ближним и себе,
Стучусь я робко у дверей
Убогой юности моей:
- О юность бедная моя!
Прости меня, смирился я!
Не помяни мне дерзких грез,
С какими, бросив край родной,
Я издевался над тобой!
Не помяни мне глупых слез,
Какими плакал я не раз,
Твоим покоем тяготясь!
Но благодушно что-нибудь,
На чем бы сердцем отдохнуть
Я мог, пошли мне! Я устал,
В себя я веру потерял,
И только память детских дней
Не тяготит души моей…

Я рос, как многие, в глуши,
У берегов большой реки,
Где лишь кричали кулики,
Шумели глухо камыши,
Рядами стаи белых птиц,
Как изваяния гробниц,
Сидели важно на песке;
Виднелись горы вдалеке,
И синий бесконечный лес
Скрывал ту сторону небес,
Куда, дневной окончив путь,
Уходит солнце отдохнуть.

Я страха смолоду не знал,
Считал я братьями людей
И даже скоро перестал
Бояться леших и чертей.
Однажды няня говорит:
«Не бегай ночью - волк сидит
За нашей ригой, а в саду
Гуляют черти на пруду!»
И в ту же ночь пошел я в сад.
Не то, чтоб я чертям был рад,
А так - хотелось видеть их.
Иду. Ночная тишина
Какой-то зоркостью полна,
Как будто с умыслом притих
Весь божий мир - и наблюдал,
Что дерзкий мальчик затевал!
И как-то не шагалось мне
В всезрящей этой тишине.
Не воротиться ли домой?
А то как черти нападут
И потащат с собою в пруд,
И жить заставят под водой?
Однако я не шел назад.
Играет месяц над прудом,
И отражается на нем
Береговых деревьев ряд.
Я постоял на берегу,
Послушал - черти ни гу-гу!
Я пруд три раза обошел,
Но черт не выплыл, не пришел!
Смотрел я меж ветвей дерев
И меж широких лопухов,
Что поросли вдоль берегов,
В воде: не спрятался ли там?
Узнать бы можно по рогам.
Нет никого! Пошел я прочь,
Нарочно сдерживая шаг.
Сошла мне даром эта ночь,
Но если б друг какой иль враг
Засел в кусту и закричал
Иль даже, спугнутая мной,
Взвилась сова над головой -
Наверно б мертвый я упал!
Так, любопытствуя, давил
Я страхи ложные в себе
И в бесполезной той борьбе
Немало силы погубил.
Зато, добытая с тех пор,
Привычка не искать опор
Меня вела своим путем,
Пока рожденного рабом
Самолюбивая судьба
Не обратила вновь в раба!

О Волга! после многих лет
Я вновь принес тебе привет.
Уж я не тот, но ты светла
И величава, как была.
Кругом все та же даль и ширь,
Все тот же виден монастырь
На острову, среди песков,
И даже трепет прежних дней
Я ощутил в душе моей,
Заслыша звон колоколов.
Все то же, то же… только нет
Убитых сил, прожитых лет…

Уж скоро полдень. Жар такой,
Что на песке горят следы,
Рыбалки дремлют над водой,
Усевшись в плотные ряды;
Куют кузнечики, с лугов
Несется крик перепелов.
Не нарушая тишины
Ленивой медленной волны,
Расшива движется рекой.
Приказчик, парень молодой,
Смеясь, за спутницей своей
Бежит по палубе; она
Мила, дородна и красна.
И слышу я, кричит он ей:
«Постой, проказница, ужо -
Вот догоню!..» Догнал, поймал,-
И поцелуй их прозвучал
Над Волгой вкусно и свежо.
Нас так никто не целовал!
Да в подрумяненных губах
У наших барынь городских
И звуков даже нет таких.

В каких-то розовых мечтах
Я позабылся. Сон и зной
Уже царили надо мной.
Но вдруг я стоны услыхал,
И взор мой на берег упал.
Почти пригнувшись головой
К ногам, обвитым бечевой.
Обутым в лапти, вдоль реки
Ползли гурьбою бурлаки,
И был невыносимо дик
И страшно ясен в тишине
Их мерный похоронный крик,-
И сердце дрогнуло во мне.

О Волга!.. колыбель моя!
Любил ли кто тебя, как я?
Один, по утренним зарям,
Когда еще все в мире спит
И алый блеск едва скользит
По темно-голубым волнам,
Я убегал к родной реке.
Иду на помощь к рыбакам,
Катаюсь с ними в челноке,
Брожу с ружьем по островам.
То, как играющий зверок.
С высокой кручи на песок
Скачусь, то берегом реки
Бегу, бросая камешки,
И песню громкую пою
Про удаль раннюю мою…
Тогда я думать был готов,
Что не уйду я никогда
С песчаных этих берегов.
И не ушел бы никуда -
Когда б, о Волга! над тобой
Не раздавался этот вой!

Давно-давно, в такой же час,
Его услышав в первый раз.
Я был испуган, оглушен.
Я знать хотел, что значит он,-
И долго берегом реки
Бежал. Устали бурлаки.
Котел с расшивы принесли,
Уселись, развели костер
И меж собою повели
Неторопливый разговор.
- Когда-то в Нижний попадем?-
Один сказал: - Когда б попасть
Хоть на Илью…- «Авось придем.
Другой, с болезненным лицом,
Ему ответил. - Эх, напасть!
Когда бы зажило плечо,
Тянул бы лямку, как медведь,
А кабы к утру умереть -
Так лучше было бы еще…»
Он замолчал и навзничь лег.
Я этих слов понять не мог,
Но тот, который их сказал,
Угрюмый, тихий и больной,
С тех пор меня не покидал!
Он и теперь передо мной:
Лохмотья жалкой нищеты,
Изнеможенные черты
И, выражающий укор,
Спокойно-безнадежный взор…
Без шапки, бледный, чуть живой,
Лишь поздно вечером домой
Я воротился. Кто тут был -
У всех ответа я просил
На то, что видел, и во сне
О том, что рассказали мне,
Я бредил. Няню испугал:
«Сиди, родименькой, сиди!
Гулять сегодня не ходи!»
Но я на Волгу убежал.

Бог весть, что сделалось со мной?
Я не узнал реки родной:
С трудом ступает на песок
Моя нога: он так глубок;
Уж не манит на острова
Их ярко-свежая трава,
Прибрежных птиц знакомый крик
Зловещ, пронзителен и дик,
И говор тех же милых волн
Иною музыкою полн!

О, горько, горько я рыдал,
Когда в то утро я стоял
На берегу родной реки,-
И в первый раз ее назвал
Рекою рабства и тоски!..

Что я в ту пору замышлял,
Созвав товарищей детей,
Какие клятвы я давал -
Пускай умрет в душе моей,
Чтоб кто-нибудь не осмеял!

Но если вы - наивный бред,
Обеты юношеских лет,
Зачем же вам забвенья нет?
И вами вызванный упрек
Так сокрушительно жесток?..

Унылый, сумрачный бурлак!
Каким тебя я в детстве знал,
Таким и ныне увидал:
Все ту же песню ты поешь,
Все ту же лямку ты несешь,
В чертах усталого лица
Все та ж покорность без конца.
Прочна суровая среда,
Где поколения людей
Живут и гибнут без следа
И без урока для детей!
Отец твой сорок лет стонал,
Бродя по этим берегам,
И перед смертию не знал,
Что заповедать сыновьям.
И, как ему,- не довелось
Тебе наткнуться на вопрос:
Чем хуже был бы твой удел,
Когда б ты менее терпел?
Как он, безгласно ты умрешь,
Как он, безвестно пропадешь.
Так заметается песком
Твой след на этих берегах,
Где ты шагаешь под ярмом
Не краше узника в цепях,
Твердя постылые слова,
От века те же «раз да два!»
С болезненным припевом «ой!»
И в такт мотая головой…

Особый вклад в развитие русского народознания внес сам А.Н. Островский 1 . Драматург отправляется в верховья Волги с целью сбора обстоятельного и обширного материала о жизни, занятиях, экономическом положении промысловой деятельности населения в соответствии с программой Морского министерства. Ему предстояло ознакомиться с этнографическими особенностями быта прибрежных обитателей Волги, подметить характерологические детали и черты их жизни, выявить этнографический тип русского человека (физический вид, состояние), обусловленные местными и жизненными социальными обстоятельствами, резко отличающими их от прочих обитателей, занимающихся рыболовством и судоходством. Островским изучались конкретные этнографические факты, предстояло дать описание жилищ, промыслов, судов и разных судоходных орудий и средств, с обозначением их названий и даже изображением на рисунках; предстояло изучить нравы, обычаи, привычки, особенности речи, поговорки, характер его мировоззрения. Глубокое всестороннее изучение народа и его быта отвечало стремлениям самого драматурга сблизиться с ним.

За время экспедиции (с апреля по август 1856 года и с начала мая по август 1857 года) Островским были также собраны значительные материалы, а к декабрю 1857 года написано несколько статей для журнала "Морской сборник", одна из которых - "Путешествие по Волге от истоков до Нижнего Новгорода" - была опубликована.

"Путешествие" - это своеобразный путевой этнографический очерк со всеми его особенностями. Очерк носит фактографический, статистический характер. Он изобилует этнографическими приметами местности, особенностями материальной жизни народа, историческими данными, цифрами, описанием культурно-архитектурных памятников, включениями фразеологически разнообразных элементов народной речи, крестьянской пословично- поговорочной этимологии, передачей распространенных в народе анекдотов, описанием обычаев, поверий и т.д.

Художественное своеобразие придает ему и описание местного этнографического пейзажа, обращение к картинам природы и собственные размышления писателя.

Путевые заметки открываются записями о пребывании в Твери от апреля 1856 года. "В Тверь я приехал еще до открытия навигации. Это было на святой неделе, погода стояла прелестная. Толпы народа в праздничных нарядах гуляли по набережной; Волга была в полном разливе…" 2 . Островский отмечает бедность промышленного класса и ничтожность заработанной платы и выручки, приводит конкретные факты, как принято в этнографических очерках, характеризует главный промысел "бедных тверских мещан" - перевозки через Волгу, пишет о мизерном их доходе ("между 15 и 20 коп. серебром в день на человека"), об исключительно сезонной их работе. Рассказывает писатель о занятиях кузнечным мастерством в зимнее время: ковкою гвоздей, сооружением барочных принадлежностей и других мелких изделий. Работа изнурительная и малоприбыльная, отмечает Островский; работники спят не более трех часов в сутки и вырабатывают не более полтинника в неделю. Их бедность подчеркивается и употребляемой пищей: самое лакомое кушанье, о котором они мечтают, это жареный лук в конопляном масле. Мясо не видят почти круглый год. Описывает Островский и женский промысел, почти единственный в Твери, - вязание простых чулок в одну иглу из самой грубой шерсти. Заработанная плата за них также ничтожна. Бедные люди, замечает драматург, занимаются утомительным и безвыгодным трудом: перевозкой, кузнечным мастерством, вязанием шерстяных чулок. В Тверском крае много готовых рук и мало работы.

В поле зрения Островского попадает и судоходство по Волге с ее притоками. Пишет он о составлении караванов, о типических судах и обслуживающих их рабочих - лоцманах, коренниках, коноводах, в основном это крестьянство из деревень, а иногда из одной семьи. Крестьяне работают семейным промыслом (отец - коновод, сын - лоцман). Писатель приводит фактические оценки их труда. Не проходит этнограф и мимо остроумных анекдотов, которые ходят по Волге, сопровождающих работу лоцмана. Лоцман по "должности старшего" имеет право ругать подчиненных, но как же обругать ближнего родственника (отца), а не обругать иногда никак нельзя? Лоцман поступает следующим оригинальным образом: он сначала кричит на коновода: "Эй ты, шуба!" Да и потом уж шубу и ругает. И не обидно, и должное не упущено. Островский замечает, что лоцман честнее и нравственнее всех прочих судорабочих 3 .

Оставил Островский и описание села Городня. Его наблюдения фиксируют историко-этнографические отношения с современностью. "На правом, высоком и крутом берегу Волги в 30 верстах ниже Твери по московской дороге лежит село Городня. Прежде, до литовского разорения, это был город и назывался Вертязин. В нем было три церкви: одна каменная, бывшая соборною, построенная в 13 веке во имя Рождества пресвятой Богородицы, существует и доселе… - Церковь у нас так стара, - говорили мне в Городне крестьяне, - что уж ушла в землю. - Но она не ушла в землю, а внизу, под сводами, был устроен храм, на стенах которого еще и теперь видны старинные фрески. В этом храме особенно замечательны - царские врата, вероятно современной постройки. Две другие церкви: во имя воскресения Христова и святых мучеников Бориса и Глеба, были деревянные, и о давнем существовании их свидетельствуют только надгробные камни без всяких надписей" 4 .

Художественные элементы в фактографическом, этнографическом очерке вносят лирические мотивы, связанные чаще всего с описанием природы, пейзажем. "Долго любовался я живописным видом с обрывистого берега от церкви… Справа и слева между кустарниками кое-где блестели изгибы и плесы Волги; по крутым берегам далеко виднелись белые каменные церкви сел. Между селами вам непременно укажут Едимоново, замечательное как своею древностию, так и тем, что в нем родилась мать великого князя Михаила Ярославича" 5 . Древность Едимонова действительно подтверждается памятниками древнерусской литературы, являясь местом действия повести о Тверском Отроче монастыре.

Путешествуя по Волге, писатель отмечает упадок в экономической и социальной жизни населения Городни и сравнивает настоящее с прежним ее состоянием. Железная дорога лишила село всех выгод. Прежде здесь гремели дилижансы, подлетали к почтовой гостинице лихие тройки; добрые господа и купцы щедрой рукой давали на водку. Крестьяне по своим занятиям разделялись на три рода: содержателей постоялых дворов, ямщиков и рыболовов. И все имели выгоды даже с излишком. Островский вступает в беседу с ямщиком: "- Да, было времечко, да прошло. Пожили в свое удовольствие. Теперь вся наша привилегия отошла. Больно нас чугунка приобидела! - сказал со вздохом мой ямщик. - Что ж, принимайтесь за землю, - отвечал я ему. - От косы да от сохи не будешь богат, а будешь горбат. - Да и прежде, чай, богаты не были, а только гуляли вдоволь? - Это точно. Это уж что толковать! Гульба большая была" 6 .

Из бесед с крестьянами на постоялых дворах, на берегу Волги, с ямщиками вырисовывается экономическое положение крестьян в настоящий момент и их быт в прошлом, доводится до читателя их мироощущение, восприятие жизни в поговорках и пословицах. Автор приводит сведения об обычаях крестьян села Городня, почерпнутые, приобретенные, как он пишет, от почтенного священника отца Василия. "Из обычаев, - отмечает Островский, - замечательно уважение тамошних и окрестных жителей к Ильину дню. Начиная от Троицы до Ильина дня не работают по пятницам, и пятницы называются ильинскими. Далее по берегам Волги всю неделю перед Ильиным днем постятся и называют ильинским постом" 7 . Упоминает Островский и о предании, укоренившемся в народном сознании, о влиянии божественной силы иконы и верований на жизнь крестьян. В пожары смежные с загоревшимся строением дома обходят с образами.

Характеризуя богатое село Медное, Островский подмечает, что в особой слободе живут лоцманы и коноводы. Описывается им и Никольская ярмарка: с праздничным товаром, пряниками, платками и ситцами, медными серьгами, оловянными кольцами и разноцветными тесемками. Современный и исторический планы сливаются в очерке. Упоминая о прошлом старого Торжка, Островский обращается к первой Новгородской летописи 8 .

Островский видит этнографические отличия в костюмах и обычаях жителей Торжка, а также особую манеру поведения. Так, девушки пользуются совершенной свободой. Образ жизни замужних женщин противоположен образу жизни девушек; женщины не пользуются никакой свободой и постоянно сидят дома. "Наряд девушек - шубка или сарафан, кисейные рукава и душегрея, у которой одна пола вышита золотом, начинает выводиться; место его заступает пальто, а вместо повязки с рясками (поднизи из жемчуга) покрывают голову шелковым платочком. Пальто… длинны и узки с перехватом на талии; они шьются из шелковой материи ярких цветов и большей частью бывают голубые и розовые" 9 .

Завершается очерк описанием многострадального переезда писателя на подводе, запряженной плохими обывательскими лошадями, из Торжка в Осташков. "Невесело влезал я в полуразвалившуюся телегу; дождик более и более расходился, ямщик мой говорит на каком-то едва понятном наречии, а впереди 130 верст незнакомой, почти необитаемой проселочной дороги, это хоть кого заставит призадуматься…" Описывая свое положение, драматург припоминает русскую народную сказку об Иване: "Едет он день до вечера, перекусить ему нечего, - говорится в русской сказке про Ивана-царевича; то же случилось и со мной" 10 .

Путешествие по Волге, приблизившее драматурга к народной жизни и культуре, постижению быта волжан, крестьянского типа, явилось благотворным источником его творческой деятельности, "самой лучшей школой изучения своего народа и воспроизведения ее в художественных формах". Экспедиция предопределила тесные связи писателя с окружающим миром, глубину его проникновения в народную жизнь. Впечатления, отложившиеся в его художественном сознании, воплотились в последующем творчестве. Из фольклорных истоков вырастало народно-поэтическое сознание драматурга, его нравственные гуманистические идеалы, которые он искал в эстетике народной поэзии и на которые он опирался.

«На Волге» Николай Некрасов

(Детство Валежникова)

. . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
Не торопись, мой верный пес!
Зачем на грудь ко мне скакать?
Еще успеем мы стрелять.
Ты удивлен, что я прирос
На Волге: целый час стою
Недвижно, хмурюсь и молчу.
Я вспомнил молодость мою
И весь отдаться ей хочу
Здесь на свободе. Я похож
На нищего: вот бедный дом,
Тут, может, подали бы грош.
Но вот другой - богаче: в нем
Авось побольше подадут.
И нищий мимо; между тем
В богатом доме дворник плут
Не наделил его ничем.
Вот дом еще пышней, но там
Чуть не прогнали по шеям!
И, как нарочно, все село
Прошел - нигде не повезло!
Пуста, хоть выверни суму.
Тогда вернулся он назад
К убогой хижине - и рад.
Что корку бросили ему;
Бедняк ее, как робкий пес,
Подальше от людей унес
И гложет… Рано пренебрег
Я тем, что было под рукой,
И чуть не детскою ногой
Ступил за отческий порог.
Меня старались удержать
Мои друзья, молила мать,
Мне лепетал любимый лес:
Верь, нет милей родных небес!
Нигде не дышится вольней
Родных лугов, родных полей,
И той же песенкою полн
Был говор этих милых волн.
Но я не верил ничему.
Нет,- говорил я жизни той.-
Ничем не купленный покой
Противен сердцу моему…

Быть может, недостало сил
Или мой труд не нужен был,
Но жизнь напрасно я убил,
И то, о чем дерзал мечтать,
Теперь мне стыдно вспоминать!
Все силы сердца моего
Истратив в медленной борьбе,
Не допросившись ничего
От жизни ближним и себе,
Стучусь я робко у дверей
Убогой юности моей:
- О юность бедная моя!
Прости меня, смирился я!
Не помяни мне дерзких грез,
С какими, бросив край родной,
Я издевался над тобой!
Не помяни мне глупых слез,
Какими плакал я не раз,
Твоим покоем тяготясь!
Но благодушно что-нибудь,
На чем бы сердцем отдохнуть
Я мог, пошли мне! Я устал,
В себя я веру потерял,
И только память детских дней
Не тяготит души моей…

Я рос, как многие, в глуши,
У берегов большой реки,
Где лишь кричали кулики,
Шумели глухо камыши,
Рядами стаи белых птиц,
Как изваяния гробниц,
Сидели важно на песке;
Виднелись горы вдалеке,
И синий бесконечный лес
Скрывал ту сторону небес,
Куда, дневной окончив путь,
Уходит солнце отдохнуть.

Я страха смолоду не знал,
Считал я братьями людей
И даже скоро перестал
Бояться леших и чертей.
Однажды няня говорит:
«Не бегай ночью - волк сидит
За нашей ригой, а в саду
Гуляют черти на пруду!»
И в ту же ночь пошел я в сад.
Не то, чтоб я чертям был рад,
А так - хотелось видеть их.
Иду. Ночная тишина
Какой-то зоркостью полна,
Как будто с умыслом притих
Весь божий мир - и наблюдал,
Что дерзкий мальчик затевал!
И как-то не шагалось мне
В всезрящей этой тишине.
Не воротиться ли домой?
А то как черти нападут
И потащат с собою в пруд,
И жить заставят под водой?
Однако я не шел назад.
Играет месяц над прудом,
И отражается на нем
Береговых деревьев ряд.
Я постоял на берегу,
Послушал - черти ни гу-гу!
Я пруд три раза обошел,
Но черт не выплыл, не пришел!
Смотрел я меж ветвей дерев
И меж широких лопухов,
Что поросли вдоль берегов,
В воде: не спрятался ли там?
Узнать бы можно по рогам.
Нет никого! Пошел я прочь,
Нарочно сдерживая шаг.
Сошла мне даром эта ночь,
Но если б друг какой иль враг
Засел в кусту и закричал
Иль даже, спугнутая мной,
Взвилась сова над головой -
Наверно б мертвый я упал!
Так, любопытствуя, давил
Я страхи ложные в себе
И в бесполезной той борьбе
Немало силы погубил.
Зато, добытая с тех пор,
Привычка не искать опор
Меня вела своим путем,
Пока рожденного рабом
Самолюбивая судьба
Не обратила вновь в раба!

О Волга! после многих лет
Я вновь принес тебе привет.
Уж я не тот, но ты светла
И величава, как была.
Кругом все та же даль и ширь,
Все тот же виден монастырь
На острову, среди песков,
И даже трепет прежних дней
Я ощутил в душе моей,
Заслыша звон колоколов.
Все то же, то же… только нет
Убитых сил, прожитых лет…

Уж скоро полдень. Жар такой,
Что на песке горят следы,
Рыбалки дремлют над водой,
Усевшись в плотные ряды;
Куют кузнечики, с лугов
Несется крик перепелов.
Не нарушая тишины
Ленивой медленной волны,
Расшива движется рекой.
Приказчик, парень молодой,
Смеясь, за спутницей своей
Бежит по палубе; она
Мила, дородна и красна.
И слышу я, кричит он ей:
«Постой, проказница, ужо -
Вот догоню!..» Догнал, поймал,-
И поцелуй их прозвучал
Над Волгой вкусно и свежо.
Нас так никто не целовал!
Да в подрумяненных губах
У наших барынь городских
И звуков даже нет таких.

В каких-то розовых мечтах
Я позабылся. Сон и зной
Уже царили надо мной.
Но вдруг я стоны услыхал,
И взор мой на берег упал.
Почти пригнувшись головой
К ногам, обвитым бечевой.
Обутым в лапти, вдоль реки
Ползли гурьбою бурлаки,
И был невыносимо дик
И страшно ясен в тишине
Их мерный похоронный крик,-
И сердце дрогнуло во мне.

О Волга!.. колыбель моя!
Любил ли кто тебя, как я?
Один, по утренним зарям,
Когда еще все в мире спит
И алый блеск едва скользит
По темно-голубым волнам,
Я убегал к родной реке.
Иду на помощь к рыбакам,
Катаюсь с ними в челноке,
Брожу с ружьем по островам.
То, как играющий зверок.
С высокой кручи на песок
Скачусь, то берегом реки
Бегу, бросая камешки,
И песню громкую пою
Про удаль раннюю мою…
Тогда я думать был готов,
Что не уйду я никогда
С песчаных этих берегов.
И не ушел бы никуда -
Когда б, о Волга! над тобой
Не раздавался этот вой!

Давно-давно, в такой же час,
Его услышав в первый раз.
Я был испуган, оглушен.
Я знать хотел, что значит он,-
И долго берегом реки
Бежал. Устали бурлаки.
Котел с расшивы принесли,
Уселись, развели костер
И меж собою повели
Неторопливый разговор.
- Когда-то в Нижний попадем?-
Один сказал: - Когда б попасть
Хоть на Илью…- «Авось придем.
Другой, с болезненным лицом,
Ему ответил. - Эх, напасть!
Когда бы зажило плечо,
Тянул бы лямку, как медведь,
А кабы к утру умереть -
Так лучше было бы еще…»
Он замолчал и навзничь лег.
Я этих слов понять не мог,
Но тот, который их сказал,
Угрюмый, тихий и больной,
С тех пор меня не покидал!
Он и теперь передо мной:
Лохмотья жалкой нищеты,
Изнеможенные черты
И, выражающий укор,
Спокойно-безнадежный взор…
Без шапки, бледный, чуть живой,
Лишь поздно вечером домой
Я воротился. Кто тут был -
У всех ответа я просил
На то, что видел, и во сне
О том, что рассказали мне,
Я бредил. Няню испугал:
«Сиди, родименькой, сиди!
Гулять сегодня не ходи!»
Но я на Волгу убежал.

Бог весть, что сделалось со мной?
Я не узнал реки родной:
С трудом ступает на песок
Моя нога: он так глубок;
Уж не манит на острова
Их ярко-свежая трава,
Прибрежных птиц знакомый крик
Зловещ, пронзителен и дик,
И говор тех же милых волн
Иною музыкою полн!

О, горько, горько я рыдал,
Когда в то утро я стоял
На берегу родной реки,-
И в первый раз ее назвал
Рекою рабства и тоски!..

Что я в ту пору замышлял,
Созвав товарищей детей,
Какие клятвы я давал -
Пускай умрет в душе моей,
Чтоб кто-нибудь не осмеял!

Но если вы - наивный бред,
Обеты юношеских лет,
Зачем же вам забвенья нет?
И вами вызванный упрек
Так сокрушительно жесток?..

Унылый, сумрачный бурлак!
Каким тебя я в детстве знал,
Таким и ныне увидал:
Все ту же песню ты поешь,
Все ту же лямку ты несешь,
В чертах усталого лица
Все та ж покорность без конца.
Прочна суровая среда,
Где поколения людей
Живут и гибнут без следа
И без урока для детей!
Отец твой сорок лет стонал,
Бродя по этим берегам,
И перед смертию не знал,
Что заповедать сыновьям.
И, как ему,- не довелось
Тебе наткнуться на вопрос:
Чем хуже был бы твой удел,
Когда б ты менее терпел?
Как он, безгласно ты умрешь,
Как он, безвестно пропадешь.
Так заметается песком
Твой след на этих берегах,
Где ты шагаешь под ярмом
Не краше узника в цепях,
Твердя постылые слова,
От века те же «раз да два!»
С болезненным припевом «ой!»
И в такт мотая головой…

Анализ стихотворения Некрасова «На Волге»

Обращаясь в своем творчестве к жизни и быту простых людей, Николай Некрасов никогда не стремился к их приукрашиванию. Наоборот, он пытался показать, в каких рабских и неимоверно сложных условиях живут крестьяне, вынужденные зарабатывать себе на жизнь тяжелым физическим трудом. Стихи Некрасова, посвященные крепостным людям, наполнены болью и состраданием. При этом поэт постоянно задается вопросом о том, почему мир устроен так несправедливо, и мечтает о том, чтобы его изменить.

Большинство стихов, посвященных представителям низших слоев общества, было создано Некрасовым в зрелые годы, когда он уже распрощался с юношескими иллюзиями и осознал, что его благородные душевные порывы не найдут отклика в современном обществе. Тем не менее, поэт не мог и не хотел смиряться с тем неравноправием, которое видел вокруг. Но все, что ему оставалось, так это запечатлевать в своих произведениях нелицеприятные сценки из жизни крестьян, пытаясь хотя бы таким образом открыть глаза людям на то, что обратной стороной роскоши и благополучия являются нищета, голод и болезни.

В 1860 году Некрасов написал поэму «На Волге», которая частично посвящена детским воспоминаниям. Поэт вырос в родовом имении, которое располагалось на берегу этой реки, и до определенного возраста не имел понятия о том, что могущество пароходной индустрии построено на рабском труде бурлаков. Однажды он увидел, как толпа грязных, изможденных и больных людей тащит по Волге баржу, и был настолько поражен этой жестокой и мрачной картиной, что спустя много лет воссоздал ее в своей поэме.

Волга для Некрасова является чем-то гораздо большим, нежели обычная река. С ней связаны его самые светлые и беззаботные детские годы. Именно она давала Некрасову-подростку то чувство свободы, которого ему так не хватало в отчем доме, а ее «прозрачные воды» дарили прохладу в жаркий летний полдень . Поэт признается, что в детстве «считал я братьями людей». Он не делал различия между бедными и богатыми, так как рос вместе с детьми крепостных крестьян и с удовольствием общался с местными рыбаками, которые обучали его премудростям своего ремесла. Но именно встреча с бурлаками заставила будущего поэта по-иному взглянуть на жизнь и осознать, что человека, «рожденного рабом», ожидает весьма печальная участь, избежать которой он не в состоянии.

Поэма «На Волге» состоит из четырех частей, первые две из которых посвящены детским воспоминаниям. Однако в последующих главах Некрасов рассказывает о том, что спустя много лет ему вновь довелось побывать на Волге, которую он боготворит, не переставая восхищаться ее могуществом и красотой . Однако новая встреча с рекой детства оставила в душе поэта ощущение горечи и безысходности, потому что даже через десятилетия ничего не изменилось, и все те же бурлаки по-прежнему зарабатывают себе на жизни адским, каторжным трудом. «Все ту же песню ты поешь, всю ту же лямку ты несешь», — так описывает новую встречу с бурлаками поэт. И именно в этот момент к автору приходит осознание простой истины, что одной из причин его побега из родового поместья стало желание никогда в жизни больше не сталкиваться с этими изможденными людьми, бредущими вдоль берега в упряжке и тянущими свою бесконечную заунывную песню. Поэтому Некрасов отмечает, что с песчаных речных берегов «не ушел бы никуда – когда б, о Волга! на тобой не раздавался этот вой!».

Вместе с тем поэт признается: его юношеские мечты изменить этот мир были настолько несбыточными, что, по прошествии многих лет, ему даже стыдно о них вспоминать . Некрасов отмечает, что «в бесполезной той борьбе немало силы погубил», но при этом обрел чувство сострадания к ближним и стремление всегда придти на помощь людям, если они в ней нуждаются.

В СССР множество городов было затоплено в 1930–1950-х годах во время строительства гидроэлектростанций. В зону подтопления попало 9 городов: 1 на реке Обь, 1 на Енисее и 7 на Волге. Какие-то из них были затоплены полностью (как, например, Молога и Корчева), а какие-то частично (Калязин). Многие города были отстроены заново, причём для некоторых это стало рывком в развитии: например, Ставрополь (или Ставрополь-на-Волге) из небольшого посёлка превратился в город с населением в 700 тысяч жителей, который сегодня называется Тольятти.

Калязин - один из самых известных затопленных городов России. Первые упоминания о селе Никола на Жабне относятся к XII веку, а после основания в XV веке Калязинско-Троицкого (Макарьевского) монастыря на противоположном берегу Волги значение поселения возросло. В 1775 году Калязину был присвоен статус уездного города, а с конца XIX века в нём начинается развитие промышленности: валяльного дела, кузнечного промысла, судостроения. Город был частично затоплен в ходе создания Угличской гидроэлектростанции на реке Волге, строительство которой велось в 1935–1955 годах. Был утрачен Троицкий монастырь и архитектурный комплекс Николо-Жабенского монастыря, а также большая часть исторической застройки города. От неё осталась только торчащая из воды колокольня Никольского собора, которая стала одной из главных достопримечательностей центральной части России.

Молога является самым известным городом, полностью затопленным во время строительства Рыбинского водохранилища. Это довольно редкий случай, когда поселение не было перенесено в другое место, а ликвидировано полностью: в 1940 году его история прервалась. Деревня Молога была известна с XII–XIII века, а в 1777 году она получила статус уездного города. В XIX веке здесь был построен Афанасьевский монастырь и несколько церквей. С приходом советской власти город стал райцентром с населением около 6 тысяч человек. Молога насчитывала около сотни каменных домов и 800 деревянных. После того, как в 1936 году было объявлено о грядущем затоплении города, началось переселение жителей. Большая часть мологжан поселилась надалеко от Рыбинска в посёлке Слип, а остальные разъехались по разным городам страны. С 1960 годов Рыбинске проходят встречи мологжан, на которых они вспоминают свой утерянный город.

Корчева является вторым (и последним) полностью затопленным городом в России, который после этого прекратил свое существование. Это село в тверской области находилось на правом берегу реки Волги, по обе стороны реки Корчевки, недалеко от города Дубна. В летописях село упоминается с XVI века, а статус города оно получило в 1781 году. К 1920-м годам население Корчевки составляло 2,3 тысячи человек. В основном здесь были деревянные здания, хотя имелись и каменные строения, в том числе три церкви. В 1932 году правительством был одобрен план строительства канала «Москва-Волга», и город попал в зону затопления. 2 марта 1937 года центр Конаковского района был перенесён в Конаково, сюда же переселили и жителей Корчева. Сегодня на незатопленной территории Корчева сохранилось кладбище и одно каменное здание - дом купцов Рождественских.

Город Пучеж существует и по сей день, но вся его старая часть ушла под воды Горьковского водохранилища в 1955–1957 годах. Село упоминается в источниках с XVI века. Его жители занимались торговлей, рыболовством, огородничеством. В 1793 году слобода стала посадом, а в первой половине XIX века здесь был центр найма бурлаков. В 1862 году здесь была построена льнопрядильная фабрика. В 1955–1957 годах в связи с грядущим затоплением города было принято решение о переносе Пучежа на более высокое место. Часть деревянных зданий была перенесена в новый город, а все каменные постройки были разрушены. Отстроенный заново город существует и сегодня: на 2014 год его население составляет 7624 человек.

Весьегонск , затопленный в 1939 году в связи с созданием Рыбинского водохранилища, известен с 1564 года. В те времена на месте будущего города находилось село Весь Ёгонская. В XVI–XIX веках это поселение было важным торговым центром. Здесь продавали и покупали соль, воск, хмель, рыбу, пушнину и многое другое. С 1796 года Весьегонск - заштатный Тверской губернии, а с 1803 года - уездный город. Он упоминается в «Мёртвых душах» Н. Гоголя как пример захолустного уездного городка: «…И пишет суд: препроводить тебя из Царевококшайска в тюрьму такого-то города, а тот суд пишет опять: препроводить тебя в какой-нибудь Весьегонск, и ты переезжаешь себе из тюрьмы в тюрьму и говоришь, осматривая новое обиталище: "Нет, вот весьегонская тюрьма будет почище: там хоть и в бабки, так есть место, да и общества больше!"». К 1930 году в Весьегонске жило около 4 тысяч человек. Во время затопления полностью уничтожена территория старого города, а новая застройка была размещена южнее, на колхозных землях. При этом город был понижен в статусе до рабочего села. Вновь статус города Весьегонск получил в 1953 году. От старой застройки здесь сохранились только ансамбли Троицкой и Казанской церквей и кладбищенская церковь Иоанна Предтечи.

Ставрополь (неофициальные названия - Ставрополь-Волжский или Ставрополь-на-Волге), город в Самарской области, был основан в 1738 году как крепость. Количество жителей сильно колебалось: в 1859 году здесь жило 2,2 тысячи человек, к 1900 году - около 7 тысяч, а в 1924 году население уменьшилось настолько, что город официально стал селом (статус города возвращён в 1946 году). На момент затопления в 1950-х годах в Ставрополе проживало около 12 тысяч человек. Город был перенесён на новое место, а в 1964 году его переименовали в Тольятти. Бурное развитие города связано с появлением здесь крупных промышленных предприятий («Волгоцеммаш», «КуйбышевАзот» и «КуйбышевФосфор» и др.).

Город Куйбышев (Спасск-Татарский) упоминается в летописях с 1781 года. Во второй половине XIX века здесь было 246 домов, 1 церковь, а к началу 1930-х здесь жило 5,3 тысячи человек. В 1936 году город был переименован в Куйбышев. В 1950-х годах он оказался в зоне затопления Куйбышевского водохранилища и был полностью отстроен на новом месте, рядом с древним городищем Булгар. С 1991 года он был переименован в Болгар и вскоре имеет все шансы стать одним из главных туристических центров России и мира. В июне 2014 года древнее городище Булгар (Болгарский государственный историко-архитектурный музей-заповедник) было включено в список всемирного наследия ЮНЕСКО.